Я вышел из просторного стеклянного здания аэропорта. Я находился в Америке. Все хлопоты и трудности прошедших нескольких месяцев были позади.
Мной были уговорены изворотливые и подозрительные чиновники, получены многочисленные официальные бумаги, выстояны очереди в пыльных и грязных прихожих ведомств, занимающихся взиманием долгов с неблагодарных репатриантов, а также ведомств, занимающихся призывом последних в армию и уточняющих их возможные связи с разведывательными органами страны, из которой они бежали.
Ведомство, взимающее долги, которые за время моего проживания на берегу Средиземного моря достигли весьма значительных размеров, находилось на маленькой улочке в пыльном портовом районе, застроенном складами и бесчисленными маленькими лавочками. Вход в ведомство пролегал через галантерейный магазин, и дремлющий усатый араб, в прохладном полумраке сидевший за стойкой, увешанной брюками и кофтами, всякий раз просыпался и зорким взглядом впивался в лицо потенциальному покупателю. Русских, пришедших платить свои долги, он различал сразу же и мгновенно прикрывал глаза, предаваясь сладкой нирване.
На втором этаже, по темному и душному коридору, ходила жуткого вида старуха, ругалась и протирала пластиковый пол со следами от окурков грязной тряпкой, оставляющей коричневые разводы. В конце коридора находился сортир, в котором стояла мутная, испускающая зловоние лужа и, сквозь пыльное битое стекло, наполовину заколоченное фанеркой, виднелась узкая серая портовая улица, забитая продирающимися сквозь нее машинами, складами и крохотными конторками.
На старом кожаном диване, скамейках, деревянных, серых от грязи, и стульях сидела очередь задолжавших бывших граждан Советской империи, которым, по каким-либо причинам необходимо было пересечь границы исторической родины еврейского народа. Часть из них явно хотела сбежать, куда глаза глядят, отчаявшись от нищеты и отсутствия работы, другим действительно необходимо было посетить родных или просто уехать в командировку. За дверью, обитой дерматином, сидела вершительница их судеб - пожилая дама с недобрым лицом, одинаково подозрительно относящаяся и к тем, и к другим, стоящая на страже финансовых интересов государства.
Дама эта около двадцати лет назад была молодой советской женщиной, возможно, активной комсомолкой, но вовремя принятое решение воссоединиться с Народом Kниги и солидный срок пребывания в ?стране молока и меда" явно возвышал ее над относительно свежими эмигрантами, с которыми она разговаривала исключительно на иврите с заметным русским акцентом. Люди путались, пугались, особенно старики, тогда дама с недовольным видом разъясняла по-русски суть дела и затем снова безжалостно переходила на иврит.
В коридор выходило несколько дверей, за которыми располагались мелкие конторы. Сразу же при входе, напротив лестницы, на одной из таких дверей висело объявление, неумело написанное по-русски с несколькими грамматическими ошибками: "Долги дальше! Не Стучат! Просба дверь не открыть!". Над объявлением висела табличка на иврите: "Саша Кац. Помощь в составлении долговых обязательств". Из двери изредка выходил старик, совершенно не вязавшийся с самим местом и всем обликом грязного коридора. Он был в солидном пиджаке и туго завязанном галстуке с золотой брошкой. Саша Кац долго возился, обстоятельно запирая массивную дверь ключом, висевшим на толстой металлической цепочке. Ходить он мог только опираясь на резную трость и, покряхтывая, исчезал на лестнице. Из-за другой двери доносился оживленный иврит, и примерно раз в десять минут выходила средних лет смуглая женщина в просторных восточных одеждах. Она шла набирать воду для очередной порции кофе и всякий раз презрительно и с некоторым подозрением окидывала взглядом жалких просителей, сидящих в ожидании своей судьбы. Вода находилась в специальной пластиковой бутыли в комнатке, запирающейся на ключ. Если бы не эта мера предосторожности, бутыль бы была выпита страждущими русско-еврейскими должниками.
Долги, из-за которых происходило чрезвычайное количество мелких и крупных неприятностей, включали стоимость провоза человеческих тел из далекой России, доставку багажа, а также материальную помощь, выдаваемую вновь прибывшим в первые полтора года их вживания. Хотя помощи этой хватало лишь на съем квартиры, деньги по израильским понятиям были немалыми и, накрепко привязывали вновь прибывших к древней земле. Через пять лет жизни на исторической родине долги прощались. Хотя вопрос с долгами был весьма противоречивым, новоиспеченным эмигрантам, решившим пересечь границы государства, приходилось претерпевать многочисленные унижения. Им не выдавался иностранный паспорт, приходили домой повестки в суд, а по возвращении на историческую родину паспорт зачастую отбирался. Мне довелось знать человека, спокойно вернувшегося из командировки в Америку и не обратившего внимания на роковую повестку, требующую сдать паспорт в министерство внутренних дел с целью дальнейшего невыезда. В скором времени он был вызван в полицию и оштрафован на значительную сумму, причем паспорт у него все равно отобрали.
- А что, уеду назад, - отчаянно говорил мужчина лет пятидесяти с худым, небритым лицом, нервно куря. - Что я здесь имею? Работы нет, денег нет, крыши над головой нет. А я слесарь четвертого разряда, у нас в Житомире меня на любой завод возьмут, не пропадем.
- Тише ты, идиот! - шипела полная дама, - что распинаешься? Услышат - фига с два выпустят. Столько денег на гарантов потратили!
Я усмехнулся. Вокруг жестких правил, требующих выплаты долгов или предоставления гарантов на зарубежные поездки, расцвел пышный бизнес предоставления финансовых поручительств за солидную сумму, обычно много меньшую, чем сумма долгов. В случае невозвращения уехавших долги их взимались с гарантов. Каким образом они выкручивались из этой ситуации, оставалось тайной.
Из-за обитой дерматином двери вышли молодая женщина и мужчина с раскрасневшимися лицами и, не в силах сдержать эмоций, крепко и радостно обнялись. Сидевшие на скамейках люди с завистью посмотрели им вслед. Все это анекдотично напоминало очередь в УВИРе в добрые старые времена.
- Ой, ой, зачем мы уехали! - раскачивалась на стуле отекшая старуха. - И чего нам плохо было, жили как люди. Ой, как жили, все было.
- Вот к тебе домой из общества "Память" бы постучались, тогда узнала бы, - желчно сказал сидящий рядом мужчина средних лет.
- Да какая "Память"? - заголосила старуха. - У нас в районе ее и на дух не было. Поверили радиостанциям, родственникам, приехали сюда. И вот на тебе, долги они придумали, проклятые.
- А вы знаете, что Коля, который на автостанции работал, попал в аварию? - с жадным интересом рассказывал сухонький старичок полному, плохо выбритому мужчине средних лет с багровым лицом в помятом пиджаке и грязно-фиолетовой советской рубашке с вытертым воротником, из которого торчали наружу белые нитки. Эти односельчане явно только что встретились.
- Да ты шо? Во дает! - удивлялся краснолицый здоровяк с украинским акцентом, вытирая со лба капли пота.
- Да-да, понимаете, напился и разбился в лепешку! - тоном старого садиста продолжал сухонький должник. - А Гриша, вы же его точно знали - разбогател и открыл большую мастерскую, к нему даже из города теперь приезжают клиенты.
- Во дает! - упавшим голосом отвечал собеседник, явно сравнивая нынешнее положение ловкого Гриши со своим.
Из-за двери вышел седой мужчина с растерянным лицом.
- Отказала, сволочь! - со злостью сказал он. - А у меня мать умерла, ее в холодильник положили, не хоронят без меня. Ну куда же я сбегу, у меня дочь здесь, квартира, машина. Где я ей найду гарантов? Мне лететь надо. А она говорит - езжай в Тель-Авив, к начальнику, пусть разбираются.
Очередь молча смотрела на него. Он растерянно постоял еще немного в коридоре и быстрым шагом ушел прочь.
Я проходил эту очередь уже несколько раз. Перед каждой моей поездкой за рубеж и сама очередь, и процедура однообразно повторялись. Полная дама, с уважением отнесясь к моему ивриту, значительно лучшему, чем у большей части очереди, и, тем более, к бумаге с печатью знаменитого университета, выдавала мне заветную справку. Она не знала самого главного. Заветная бумага не имела юридической силы, так как университет поручиться за меня отказался и директор моего факультета, житель Израиля в третьем поколении, матерясь по-русски, выписывал мне псевдо-гарантию на покрытие моих долгов в случае моего невозвращения и скреплял письмо факультетской печатью. После этого он, пыхтя и продолжая материться, писал гневные письма в Министерство иностранных дел, пока ему не ответили, что, к сожалению, установленный порядок отменить пока невозможно, так как это откроет дорогу массовому отъезду русских эмигрантов.
На этот раз я был совершенно спокоен, так как собирался вернуть долги. Потраченная на меня сумма изрядно обросла процентами и была привязана к курсу доллара, периодически совершавшего космические скачки, вследствие чего мне пришлось просить Ефима о покрытии моих долгов мировому еврейству. Пару дней назад на мой счет была перечислена необходимая сумма. Дверь открылась, и через минуту я уже объяснял полной даме свою ситуацию.
- Какие подлые люди, - с возмущением сказала дама с молдавским акцентом. - Кого они хотят обмануть? Меня? Они думают, что я поверю, что у него покойница мать лежит в холодильнике? В первый раз про такое слышу! - Она с возмущением посмотрела на меня. - Послушайте, молодой человек, - неожиданно по-русски сказала она. - Зачем же вам выплачивать долги, принесите справку от гарантов и уезжайте себе спокойно.
- Но я уезжаю по крайней мере на два года, - уверенно парировал я. - И я готов уплатить, назовите мне точную сумму.
- Нет, нет, ну зачем же, такие огромные деньги? - настаивала дама. - Положите их на счет, накопите проценты, а затем приедете, и долги с вас спишут.
- Ну, вы знаете, мне бы хотелось их уплатить полностью и не испытывать никаких неудобств в дальнейшем - сказал я. - А то начнете в суд вызывать, посылать повестки.
Дама каким-то подозрительным взглядом посмотрела на меня.
- Одну секундочку, я проверю ваши данные. - Набрав что-то на клавиатуре компьютера, она наклонилась ко мне и таинственным шепотом произнесла: - То, что я вам сейчас скажу, я говорить не должна. Но у вас особый случай. Я не имею права принять у вас деньги.
- Почему? - удивился я.
- Вышло новое постановление, что те, кто прожил в стране уже больше двух с половиной лет и находился на территории Израиля во время войны, от уплаты долгов освобождаются.
Я не верил своим ушам. Выходит, что, сами того не зная, мы больше никому ничего не должны! Мы купили это право, сидя в противогазах и вздрагивая при звуках взрывов.
Когда я, покачиваясь, вышел на улицу, портовый пыльный район показался мне прекрасным, и мне стало жаль уезжать отсюда. Я смотрел на уютные магазинчики, нагловатого парня, продававшего фалафель и зазывающего покупателей, одновременно делая сомнительные комплименты проходящим девушкам, всю эту уличную суету и чувствовал, что мне будет грустно без запаха кофе и апельсинов, шума, гортанных звуков иврита, ребят и девочек в военной форме с автоматами, гор, покрытых соснами и кипарисами, лазурного моря, студентов с пытливыми глазами, улицы, на которой мы жили, солнца и яростных дождей зимой.
Я вздохнул и вспомнил, что для пересечения границы мне также требовалась бумага, удостоверяющая то, что я не собираюсь уклониться от армейского призыва. Обычно бумагу эту выдавали безо всякой волокиты, но на этот раз мне не повезло, и меня послали на какую-то дополнительную проверку.
В многоэтажном, прокуренном здании военкомата по лестнице ходили возбуждающие воображение симпатичные белокурые девушки в военной форме. На стене висели картины, как две капли воды напоминающие творения неизвестного армейского художника, которые я на всю жизнь запомнил после первого юношеского визита в районный военкомат города Москвы. Даже сюжеты этих картин были совершенно неотличимыми. Под теми же серыми валами моря перекатывались зелеными боками пузатые подводные лодки, похожие на жирные селедки, в голубом безоблачном небе парили самолеты, а по полю неслись танки, поднимая за собой облака желтого цвета, по-видимому, пыль, смешанную с выхлопными газами. Только на тех, давно виденных картинах, сияла красная пятиконечная звезда, а не звезда Давида.
Я был почти уверен, что картины эти принадлежали руке одного и того же художника. Они были одинаково непропорциональны, как будто нарисованы детской рукой, и отличались искаженной перспективой. Тот факт, что я недавно посещал Москву, кого-то насторожил, так как, по непонятной мне логике, это неизбежно свидетельствовало о том, что я был завербован уже несуществующим КГБ. В свете этого моя предстоящая поездка в Америку выглядела как повод, скрывающий предстоящие встречи с разведчиками-чекистами и выдачу им географических координат Министерства внутренних дел, а также содержания моих лекций, прочитанных студентам в течение последних двух лет.
Молодой парень с жесткими неприязненными глазами около часа уговаривал меня признаться, как же именно и с какой целью я был завербован при пересечении государственной границы в Шереметьево-2, а также куда и зачем я еду в Америку, с кем буду встречаться и где именно установлено место явки для сношений с русскими. Разговаривал он со мной по-русски и неодобрительно щурился.
- Нам все известно, - в двадцатый раз повторял он. - Расскажите, где именно в Америке у вас запланированы явки и встречи с агентами КГБ. - Иногда он менял тактику: - Расскажите, как именно вас в Москве завербовало ГРУ.
Я рассвирепел, но деваться было некуда, моя судьба зависела от этого недоумка, отрабатывавшего на мне свое профессиональное мастерство или просто вымещавшего на случайной жертве свое плохое настроение.
- Меня никто не вербовал! - стоял я на своем. - И даже в КГБ, в старые времена, со мной разговаривали вежливее.
Паренек недоверчиво посмотрел на меня, и в его глазах промелькнуло сомнение.
- А почему же в таком случае ты нервничаешь и твои родители живут в Москве? - спросил он.
Я вышел на улицу и закурил. Руки у меня дрожали от боли и возмущения, и я с трудом сел за руль. Если бы еще вчера мне рассказали об этом, я бы посмеялся и не поверил.
Несколько месяцев назад я чудом избежал гибели, когда так и не найденные террористы полили горный склон маслом и рассыпали на дороге шипы. Покрышки у моей старенькой машины сразу лопнули, и ее закружило на склоне и выбросило в кусты. Идущие за мной машины столкнулись, одна из них перевернулась, покатилась кубарем по склону и загорелась. Тогда, и во время войны, когда рядом громыхали взрывы и взлетали ракеты "Пэтриот", я чувствовал себя частью этой маленькой, окруженной врагами страны, давшей прибежище сотням тысяч людей и надрывавшейся в попытках обустроить их, в то время как огромная Америка, только что кричавшая о правах человека, как-то вдруг стыдливо примолкла и ввела жесткую иммиграционную квоту. Сейчас, после этого позорного допроса и унижения, я хотел уехать отсюда...
Ввиду неожиданного прощения долгов мне предстояла полулегальная и бессмысленная операция по обмену шекелей на доллары и вывозу для возвращения Ефиму Пусику. По существующим правилам, я мог вывезти из страны весьма скромную сумму. К счастью, по соседству с факультетом в механической мастерской, расположенной на разогретом солнцем, поросшем соснами склоне горы, работал университетский пролетарий физического труда, знаменитый слесарь Изя.
Изя был здоровым верзилой с курчавыми черными волосами, вечно ходившим в зеленоватой майке, вымазанной в ржавчине. Я часто видел его на различных подсобных работах. Перед приездом важных правительственных делегаций или проведением международных симпозиумов главная аллея университета украшалась бело-голубыми государственными флагами Израиля. Изя был одним из основных действующих лиц в проведении этих предпраздничных торжеств. Он бегал по территории с пачкой флажков под мышкой, суетился и давал указания мрачной группе рабочих, нанятых для этого случая из числа бывших советских специалистов.
- Сюда, сюда втыкай! - Изя подбегал к неразумному подручному и наглядно показывал ему, как флагшток попадает в предназначенное для него отверстие в фонарном столбе. - Ни слова не понимает! - Он свысока и с жалостью глядел на неразумного подопечного. - Что с ним говорить? Вот я, рабочий, а все умею. А они, они все инженеры или доктора наук, двух слов связать не могут! - и Изя с гордостью почесывал волосатую грудь.
После завершения подготовительных хлопот Изя обычно сидел в тенистом кафе на небольшой площади с журчащим фонтаном, пил крепкий кофе, курил и болтал с похожими на него крепкими биндюжниками, местными таксистами, ожидающими клиентов, и владельцами маленьких магазинчиков.
- Что с ними разговаривать? - риторически спрашивал он. - Я рабочий человек и, слава Богу, - при упоминании Бога он на секунду замолкал, - у меня все есть! - Он загибал пальцы: - Дети есть, квартира есть, машина есть, работа есть. А эти, - он презрительно смотрел вокруг, - приехали, все культурные, а двух слов связать не могут! - Изя был явно ошарашен тем, что существуют вокруг темные люди, не разговаривающие на иврите. Собравшиеся вокруг завсегдатаи кафе одобрительно кивали.
Изя работал в подобии подсобного помещения, в котором стояли верстаки, лежала груда ржавых водопроводных труб и старого электрического хлама. У стены, в маленькой каморке за столом, сидел Изя под фотографиями, изображающими гоночные мотоциклы, спортивные машины, голую девицу с огромными розовыми грудями и бывшего министра обороны Моше Даяна с черной повязкой на глазу.
Когда я вошел, Изя с аппетитом жевал, обмакивая зеленый лук в соль и заедая его спелым помидором. Всем давно было известно, что Изя подрабатывает подпольным обменом валюты, и сотрудники университета, от профессоров до студентов, частенько заглядывали в его обитель.
- Изя, - начал я. - Я хотел с вами договориться. Мне надо обменять крупную сумму денег. Давайте назначим день, вы принесете доллары, и я все обменяю.
- Сколько? - с интересом спросил Изя.
- Восемь тысяч долларов. - Я назвал сумму и зажмурился. Обычно у Изи меняли долларов двести-триста для помощи родственникам в России. Мне и в голову не приходило, что в свободном обращении скромного слесаря могут ходить тысячи.
- Дружок, ты что, думаешь, я нищий, да? Деньги при тебе? - Изя весело рассмеялся, почесывая волосатую грудь. Деньги были при мне. Изя подошел к небольшому сейфу, открыл его, и я увидел, что сейф весь забит банкнотами. Он достал тоненькую пачку бумажек, пересчитал и забрал мой бумажный пакет, набитый шекелями. - Желаю удачи! - Израильский пролетарий осклабился и снова обмакнул лук в соль и аппетитно им захрустел.
- Оттуда не возвращаются, - сказала мне грустная худая высокая библиотекарша, когда сотрудники факультета провожали меня в дорогу. - Там слишком хорошо. Я уже многих друзей провожала, пока что никто не вернулся. Купили дома, говорят, что вернутся в следующем году. Но продолжают жить. Не забывай нас...
Я уезжал ранним утром. Автобус собирал хмурых мальчиков в очках с висящими через плечо автоматами. Этой ночью в небе летали реактивные самолеты, а на севере глухо бухали разрывы. Я чувствовал себя предателем. Эти дети ехали туда, где пахло порохом и можно было погибнуть в любую минуту. Я же уезжал в беззаботную, залитую солнцем и продуваемую океанским ветром долину. В кармане у меня лежали доллары, извлеченные из глубины Изиного сейфа и уже принадлежавшие Ефиму Пусику. От них исходил холодок, проникающий внутрь и смешивающийся с маленьким пульсирующим снежным комочком, сидящим в груди.
На въезде в Америку сидел курчавый молодой паренек с черно-лиловой кожей, так сказать, местный архангел. Он деловито проставлял штампы в паспорта, улыбаясь приезжающим своей широкой белозубой улыбкой. Мой паспорт, открывающийся сзади наперед, вызвал у него затруднения. Архангел с лиловым отливом, в белой рубашке и в галстуке, вертел его во все стороны, то переворачивая сверху вниз, то листая его справа налево, пытаясь определить мое происхождение.
- Откуда? - наконец непонимающе буркнул он.
- Израиль. - Я был настроен решительно.
- Как? - страж был явно поставлен в тупик.
- Израиль.
Паренек недоверчиво посмотрел мне в глаза и достал толстую засаленную книгу. Он некоторое время изучал список стран и народов, затем снова посмотрел на меня, и лицо его прояснилось.
Это в Африке! Фрукты, растения, змей везете? - Парень с ловкостью фокусника извлек цветные картинки с изображениями экзотических плодов, покрытых странными наростами, и разноцветных, гадко выглядящих змей с пестрыми пятнышками и ромбиками на боках.
- Нет, ничего не везу! - я решил не уточнять географического расположения исторической родины.
Архангел махнул ладонью и шлепнул штамп в паспорте. Я был свободен!
Андрей ждал меня у выхода из аэропорта. Его розовые щеки, которые, как мне показалось, еще более округлились со времени нашей последней встречи, были надуты, что придавало лицу встречавшего важное и начальственное выражение. Я обратил внимание на то, что он был одет так же, как и несколько месяцев назад. Физическая оболочка старого знакомого была покрыта полосатой рубашкой без галстука, напоминающей матрац, серыми, с металлическим оттенком брюками и добротными кожаными туфлями. Вид у Андрея был озабоченный и крайне деловой.
- Привет, - отрывисто сказал он. - Наконец-то ты соизволил приехать. Нам надо в темпе двигаться. Поговорим в машине!
Он выхватил у меня один из чемоданов и, рассекая шумную толпу, побежал к лифтам, ведущим в подземный гараж. Я с трудом поспевал за ним. Мы швырнули чемоданы в багажник блестящей Тойоты, Андрей резко взял с места, и вскоре мы вырулили на широкую автостраду, по которой бесшумно мчались разноцветные машины, казавшиеся гигантами после компактных европейских моделей. Их черные, блестящие шины мягко шуршали по асфальту, изредка постукивая на дорожных швах.
На горизонте возвышались зеленые горы, покрытые лесом, и серо-свинцовые тучи перекатывались через вершины и мягко спускались по лесистым склонам. С другой стороны от дороги закатное солнце проглядывало сквозь небольшие облака, обнажавшие клочки голубого неба. Я нажал на кнопку. Стекло бесшумно опустилось, и в машину ворвался свежий воздух, наполненный ароматами моря, хвои и трав. После влажной духоты бушевавшего израильского лета он показался мне эликсиром жизни. Голова слегка кружилась после бессонных суток.
- Здорово здесь у вас, - сказал я, глубоко дыша. - А в Из...
- Давай-ка перейдем к делу! - неожиданно резко, даже, как мне показалось, грубо оборвал меня Андрей. - Ты уже разобрался с работой, о которой с тобой говорил Ефим?
Я был ошарашен таким вступлением. Тогда, несколько месяцев назад, никакого конкретного разговора не было, и я не подозревал о том, что предполагалось, что я привезу вместе с собой какие-либо конкретные результаты. Напротив, я наивно полагал, что факт физического перемещения моего тела в компанию Пусика предполагает начало соответствующей деятельности. Конечно же, я нашел в библиотеке гору статей, но работа оказалась неожиданно сложной. Настроение у меня сразу упало.
- Как тебе сказать, - осторожно начал я. - Я кое в чем разобрался, но пока до конкретных результатов еще далеко. Видишь ли, у меня было очень мало времени, все эти хлопоты, бюрократия...
- Это очень плохо. - Андрей произнес это ледяным тоном. - Ефим только вчера интересовался тем, что же именно ты успел сделать.
При этих словах я вдруг почувствовал неловкость и даже некоторый стыд за свою нерасторопность. Маленький ледяной холодок, который уже давно не давал себя знать, встрепенулся, как бабочка, собирающаяся взлететь с цветка, зашелестел крылышками холодного белого пламени и вдруг ровно засветился, как лампочка Ильича. Неожиданно я даже обрадовался этому ровному свечению.
- И еще, - вдруг жестко добавил Андрей. - Имей в виду: в Америке никого не интересуют твои личные проблемы. В Америке никому не жалуются и не объясняют, почему не сделана работа. Здесь интересуются только тем, сделана работа или нет! Так что не вздумай ссылаться на твои личные обстоятельства, если с тобой будут разговаривать!
В автомобиле воцарилось тяжелое молчание. Андрей напряженно и недовольно смотрел на дорогу. Меня уже ничего не радовало. Угораздило же угодить в такую дурацкую ситуацию! Почему же Ефим разговаривал со мной таким доброжелательным тоном? По-видимому, ситуация за эти месяцы изменилась.
Тем временем мы съехали с автострады, и машина уже неслась по небольшой дороге среди аккуратных домиков. Андрей посмотрел на меня.
- И скажи спасибо за то, что я тебе об этом говорю, - сказал он деловым тоном. - Я же это по-дружески, как-никак мы с тобой хорошо знакомы. А другой мог бы специально промолчать и перед Ефимом тебя подставить, или даже нажаловаться пойти. Да, еще имей ввиду: держи язык за зубами. Если ты увидишь что-то странное, необычное, никого не расспрашивай, лучше всего иди ко мне, и я тебе все объясню. Чуть не забыл, всегда улыбайся, на все вопросы отвечай: "Отлично", даже если дела идут плохо. Иначе тебя не поймут - мы же в Америке! Как только переступишь порог фирмы, говоришь только по-английски, даже если вокруг только русские. Понятно?
Мне было немного не по себе. Обида, недоумение, разница во времени, усталость - розоватый туман, плывший перед глазами, смешался с нереальными, чужими и непривычными окрестностями и странными событиями.
- Да, да. Мне все понятно, - с трудом произнес я.
- Вот и прекрасно. - Андрей приободрился. - Главное, постарайся хорошо работать. А сейчас мы поедем тебя одевать, тебе нужен новый гардероб.
- Как? - удивился я. - У меня на первое время все есть. И костюм приличный, и рубашки, и туфли.
- Нет, нет! - запротестовал Андрей. - Ефим очень придирчиво относится к одежде. Между прочим, он сам попросил тебя обмундировать. К твоему сведению, если бы не его просьба, нам бы сейчас пришлось ехать прямо на работу. Пойми, ты в первый раз придешь в компанию, все с тобой будут знакомиться. В костюмах и в галстуке у нас на Пусике никто не ходит. У тебя должна быть полосатая рубашка, ну, примерно, как у меня, темно-серые или черные брюки, скромный кожаный пояс с золотой пряжкой, черные или коричневые кожаные ботинки и темные строгие носки.
Я пришел в ужас.
- А трусы тоже должны быть скромные и темные? - спросил я.
- Ничего нет смешного. - Андрей произнес это с угрозой в голосе. - Трусы могут быть какими угодно. Но представь, что сотрудник придет на работу в джинсах! Какое впечатление о компании сложится у наших клиентов? У нас, между прочим, каждый день бывают несколько покупателей. И вот, когда их встречает инженер в строгой полосатой рубашке, в темных брюках, они понимают, что здесь не хиппи какие-то работают, а солидные люди.
- По одежке встречают, по уму провожают! - не удержавшись съязвил я, хотя в словах Андрея был некоторый резон.
- Послушай! - повысил голос Андрей. - Заруби себе на носу, ты приехал сюда и должен подчиняться установленным правилам. Я тебе очень не советую выделяться, не говоря уже о том, что ты и меня подведешь. Ведь это я тебя рекомендовал! Не забывай, это не Россия и не ваш дикий Израиль, это Америка, и здесь внешнему виду придают особое значение.
Хотя я знал, что в Америке принято особенно тщательно следить за одеждой, на меня напал дух противоречия. Особенно я разозлился за "дикий Израиль". Я-то знал, что когда у Андрея не клеилось с его будущей поездкой в Америку, он серьезно рассматривал вариант отъезда на Ближний Восток. "Да посмотрел бы я на тебя, голубчик, - думал я, - попади ты туда. Вся бы твоя спесь сошла после первой бомбежки, после первого интервью с какой-нибудь бабой, ведающей выдачей пособий. И сидел бы ты в босоножках и в потертых джинсах, и ходил бы с авоськами на рынок, торгуясь, чтобы подешевле купить картошку и лук."
- Ну хорошо, - иронично сказал я. - Я все понимаю. Но почему же тогда не ходить в костюме с галстуком? Кстати, еще полагается, чтобы из нагрудного кармана торчал платочек в мелкий горошек. -Андрей, казалось, не понял иронии.
- Ты понимаешь, - уже не так агрессивно сказал он и как-то грустно вздохнул, - не принято. В пиджаке и в галстуке у нас в компании ходит только Ефим, у рядовых инженеров считается хорошим тоном расстегнутый воротник. Это придает демократичность. Нет, ну мы иногда одеваем галстуки на важные приемы или на выставки. Да, еще запомни, от тебя никогда не должно ничем пахнуть. Здесь этого не выносят. Если Ефим почувствует, что от тебя пахнет потом или изо рта, твоя карьера закончена! Сейчас мы заедем в магазин и купим дезодорант и полоскание для рта.
- Боже, куда я попал, - думал я, выходя из машины. -Демократично расстегнутый воротник на полосатой рубашке! - Мы зашли в огромный магазин, как я впоследствии понял, один из самых дорогих в округе. Вдоль стены стояли стеллажи с рубашками, и я с ужасом узнал дурно и безвкусно скроенные, полосатые, похожие на пижамы рубахи из плотного, напоминающего дерюгу синтетического волокна. Когда я посмотрел на цены, нервный импульс пробежал у меня по позвонкам, и я начал протестовать.
- Умоляю, не надо их покупать, - взмолился я - у меня в чемодане пять абсолютно новых итальянских рубашек, из них три точно в такую же полоску и гораздо симпатичнее этих. К тому же они из чистого хлопка!
Андрей недовольно повернулся. Глаза его сердито сверкнули, а щеки и лысина мгновенно налились кровью.
- Послушай, ты меня уже до белого каления довел! - процедил он сквозь зубы. - Пока ты не встанешь здесь на ноги, будешь меня беспрекословно слушаться, для твоего же блага, дурак! У твоих рубашек есть сзади складочка и вешалка? Нет? То-то же, - и он указал на странную и раньше невиданную мной деталь, о существовании которой я не подозревал, вернее, не обращал внимания. - Учти, - продолжал Андрей уже более спокойно, - рубашка без защипочки и вешалочки сзади - неправильная, и любой, кто на тебя посмотрит, сразу обратит на это внимание! Тебе нужно по крайней мере семь - восемь рубашек: на каждый день и запасные. Рубашки будешь сдавать в прачечную и крахмалить. - Он прошел по рядам и вернулся с горой рубашек, отличающихся количеством и цветом полосочек. "Сколько?" - Он протянул кассиру кредитную карточку. - Дома отдашь, - утвердительным тоном сказал он. - Надеюсь, у тебя есть деньги?
Я был ошарашен наличием складочек и вешалочек на рубашках и уже представлял, как барахтающихся сотрудников берут и подвешивают к крюку, вделанному в стену. Мы двигались от отдела к отделу, покупая темные брюки, скромный пояс с золотой пряжкой и темные носки. Я был благодарен судьбе за то, что в компании Пусика галстук носит только ее президент: галстуки в этом магазине стоили целое состояние. К тому моменту, когда мы вышли из ярко освещенного магазина, уже стемнело, и вечерние фонари сверкали на фоне черного неба. Тускло светились далекие созвездия, и в моих карманах недоставало месячной университетской зарплаты. В бесчисленных пластиковых и бумажных пакетах шуршало форменное обмундирование, распространял приторный запах дезодорант и плескалась жидкость ядовито-голубого цвета для полоскания рта. Жидкость напоминала денатурат.
- "Денатурат - дегенерат, - крутилось у меня в голове. - Человек, что колбаса, во что его одеть, то и получится", - мне казалось, что эта странная фраза светится розоватым неоновым цветом на фоне реклам, фонарей и далеких звезд. Спать уже расхотелось, какая-то эйфорическая пьянящая легкость дурманом наполняла организм, и все происходящее казалось совершенно нереальным, как сон или глупый фильм в пустом темном кинозале. "Вернуться, вернуться!" - повторял я, понимая, что это не очень реально, что денег у нас нет, с работы я уже уволился и жена с ребенком через месяц должна приехать ко мне...
Через несколько минут мы подъехали к дому Андрея, в котором мне предстояло жить до тех пор, пока я не получу первую зарплату и не сниму отдельное жилье.
Андрей снимал квартиру в двухэтажном доме серого цвета. Дом этот напоминал большой барак, в котором, по чьей-то прихоти, построили подземный гараж и подвесили балконы. Внутри находился цементированный дворик, вызывающий ассоциации с тюремным колодцем для прогулок. Впрочем, посередине дворика светился голубым цветом маленький бассейн, правда, огороженный от окружающего мира железным забором с массивным навесным замком.
Квартира была не очень просторной, но вполне приемлемой для жилья. Пол покрывал синтетический ковер грязно-коричневого цвета, покрытый множеством темных пятен. От невысокого потолка веяло жаром. Я с удивлением поднес руку к потолку, почувствовав жар, как от раскаленной духовой плиты и на всякий случай вышел на балкон. На улице было уже совсем прохладно, но крыша так прогрелась за день, что в квартире было нечем дышать.
- Располагайся! - Андрей был решителен. - Кстати, надо тебя будет познакомить с ребятами. В этом доме живут несколько наших сотрудников с Пусика: Петя, Игорь и, кстати, сам Борис. Но они еще на работе.
- В такое время? - удивился я.
- Между прочим, у нас в компании бездельничать не полагается, и у всех много работы! - с показной гордостью ответил Андрей. - Ты пока приведи себя в порядок. Боря собирался с тобой поговорить, когда вернется домой.
Я обомлел. Разговоры не входили в мои ближайшие планы, особенно учитывая, что завтра утром предстояло идти на работу и я надеялся хоть немного поспать.
О Борисе я много слышал еще в старые времена в Москве и даже несколько раз встречался с ним в молодости, в основном в гостях у Андрея. О нем ходили легенды. Происходил он из потомственной академической семьи, пострадавшей от советской власти. В моей памяти Борис остался высоким, чуть рыжеватым очкариком с интеллигентным, но в то же время сильным и волевым лицом, с широкими плечами и громовым голосом. Выпускник престижной физико-математической школы, не страдающий родственными связями с малым, но вредоносным народом, победитель всевозможных олимпиад, он с легкостью поступил в Московский университет в тот самый год, когда я провалил вступительные экзамены в одноименный ВУЗ вследствие подпорченного происхождения. Вскоре Боря стал блистать, защитил диссертацию и остался работать на кафедре. О нем говорили, как о лучшем программисте Союза. Он вызывал уважение быстротой ума и прямолинейностью суждений.
Попав к Пусику, Борис работал днями и ночами и сделал блестящую карьеру, всего за пару лет став вице-президентом компании. Судя по рассказам Андрея, он уже через неделю досконально изучил приборы, выпускавшиеся фирмой Пусика, выучил электронику и знал на память все принципиальные схемы.
Примерно через час раздался телефонный звонок, и Андрей подошел к телефону.
- Ну что, все в сборе? - я узнал низкий голос Бориса. - Гость твой не заснул? Хорошо, привет ему передай, я из машины уже звоню, скоро буду. Кстати, у нас большая проблема. - Он перешел на описание того, как были перепутаны детали при сборке каких-то печатных плат. - Ефим бушевал, искал тебя, но я ему напомнил, что ты гостя встречаешь. Ну ладно, я скоро буду, - и Борис повесил трубку.
Андрей заметно помрачнел.
- Вот видишь, пока я катался с тобой, у нас ЧП приключилось! - недовольно сказал он.
Я чувствовал себя полным идиотом. Выходило, что я был виноват по всем статьям. Я проклинал тот момент, когда я принял роковое решение, занесшее меня на этот, такой с виду милый океанский берег.
Неожиданно пол квартиры заходил ходуном. Стаканы в шкафу зазвенели.
- Землетрясение! - вскочил я со стула.
- Это просто кто-то по лестнице поднимается, - меланхолично махнул рукой Андрей.
В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошел Борис. Облик его сохранил еще что-то от того очкарика, которого я запомнил, но внешне он довольно сильно изменился. Передо мной стоял широкоплечий мужчина с властным лицом, мускулистыми руками и квадратным подбородком. Тонкие губы были поджаты и немного скривлены, что придавало его лицу несколько презрительное выражение, напоминающее смесь хищного оскала с садистской улыбкой. Вице-президент компании был одет в уже знакомую мне форменную полосатую рубашку с защипочкой на спине.
- Привет! - Борис крепко пожал мне руку. - Не заснул еще? - Он повернулся к Андрею. - Значит, информирую тебя, это добром не кончится. Люди распустились, вот в чем наша основная проблема. Я сегодня потратил почти полтора часа на то, чтобы им мозги вправить, как всегда, пришлось самому во все влезать и разбираться! Не те детали заказали, припаяли все задом наперед! Завтра с утра срочно этим займись!
Сказано это было все очень серьезно. Передо мной стоял полководец, определяющий стратегию боя и анализирующий потери в живой силе и технике.
- Да, ребята, чувствую, что у вас здесь жизнь серьезная... - попытался я разрядить обстановку.
- Серьезнее, чем ты думаешь! - оборвал меня Борис. - Здесь капитализм, законы жесткие. Я сегодня потратил полтора часа, Андрей ушел с работы раньше, чтобы тебя встретить. А ты знаешь, во что обходится компании час рабочего времени? Ведь фирма оплачивает и страховку, и кондиционер, и свет. Набегают многие тысячи!
Мне снова стало не по себе из-за убытка, причиненного мной компании. Особенно меня поразила железная уверенность Бориса в своих словах и его немигающий строгий взгляд. Наверное, с такой же убежденностью произносили сотрудники НКВД приговоры врагам народа.
- Ну ладно, - Борис сел на стул. - Время уже позднее. Я, собственно, пришел с тобой определиться, а то завтра у меня на работе не будет времени с тобой разговаривать. Ефим решил тебя взять. Вообще-то у нас так не принято. Что ты, собственно, умеешь делать?
Я несколько обомлел.
- Ефим со мной разговаривал, - промямлил я. - Я собрал литературу, хочу заняться...
- Это неважно! - резко оборвал меня Борис. - Ефим уже сам забыл, что он от тебя хотел. Ты электронику хорошо знаешь?
- Почти совсем не знаю, - честно признался я. - Я занимался теорией.
- Собрать макет сумеешь? - Борис пристально посмотрел на меня.
- Думаю, что нет. Я никогда в жизни этим не занимался.
- Да, - процедил Борис. - Не знаю, что с тобой делать. Мне и посадить-то тебя особенно некуда. У меня с тобой проблема. Не знаю, что я объясню людям, которые круглые сутки вкалывают, что ты сюда приехал книжки читать? Придется тебя посадить за починку старых приборов. Разберешься, потом будешь помогать нам с технической поддержкой, отвечать на звонки клиентов. - Он победоносно посмотрел на меня. - С английским у тебя, надеюсь, нормально?
- Ребята, - взмолился я, чувствуя, что холодок в груди снова затрепетал и что происходит что-то ужасное и непоправимое. - Я ничего не понимаю, я ехал сюда совсем не за этим. Здесь какое-то недоразумение. Если я вам не нужен, ради бога, я сейчас же возвращаюсь назад, пока еще не поздно.
- Поздно. - Борис откинулся на спинке стула и щелкнул костяшками пальцев. - Компания уже потратила большие деньги на оформление твоей визы, на адвоката. Если ты уедешь, не проработав у нас хотя бы одного года, будешь обязан эти деньги вернуть.
Я промолчал. Волны отчаяния перекатывались в моей черепной коробке, хотелось проснуться и забыть весь этот кошмар.
- Давай-ка посмотрим, на что ты способен, - Борис взял ручку и листы бумаги.
- Экзамен? - с садистской и подобострастной улыбкой спросил Андрей.
- Да, проверим нашего гостя, - по-деловому ответил Борис, что-то быстро чертя на листе бумаги. - Так, это повторитель, это инвертор, теперь замкнем связи. Какой у этой системы коэффициент усиления?
Я ничего не понял, но напрягся изо всех сил, как студент-двоечник на экзамене. Моя прошлая жизнь, полная уверенности в себе, радости открытий и признания отошла в прошлое. Неожиданно для себя я написал ответ. Скорее всего, это была телепатия.
- Неплохо, - с некоторым удивлением заметил Борис. - А говорил, что ничего не знаешь. Теперь объясни вот это. - Его рука быстро забегала по листу бумаги. Я снова напрягся, но телепатические способности явно покинули меня. - Ну, - неуверенно промямлил я, - напряжение на выходе будет вначале расти...
- Неправильно, - Борис был явно удовлетворен. - Ну ничего, не все профессионалы могут на этот вопрос ответить. Хотя бы думать умеешь. - Он слегка оскалился.
Я чувствовал себя оплеванным, но последнее замечание немного подняло мой моральный дух.
Теперь проверим абстрактную алгебру. - Борис написал цепочку символов. Некоторые из них напомнили мне операции над матрицами, и я попытался раскрыть скобки.
- Нуль, абсолютный нуль! - тоном приговора сказал Борис. Он посмотрел на Андрея. - Ну что, Давидыч, -назвал он его по отчеству. - Ты видишь проблему? - Губы его скривились набок в издевательской улыбке. - Нам ее с тобой теперь вместе расхлебывать.
- Ничего, он справится. - Андрей как-то заискивающе и сконфуженно улыбнулся.
- Ну хорошо, - Борис вдруг зевнул и потянулся, я заметил, что у него на груди блеснул золотой крестик. - Разберемся. Другие еще хуже отвечали, не расстраивайся. - Он неестественно приободрился и хлопнул меня по плечу. - Учти только, у нас каждый сам находит себе работу и доводит ее до конца. Первый день посидишь с прибором, будешь изучать систему "Пусик". Понажимаешь на кнопки, я принесу тебе описания, только напомни... - Неожиданно лицо его помрачнело. - Ладно, господа, - протяжно, по дореволюционному сказал он. - Пора спать. До завтра.
- Если верить часам, завтра уже наступило.
- А он здорово изменился, - сказал я Андрею, когда входная дверь захлопнулась. Пол снова заходил ходуном, видимо, это Борис спускался по лестнице.
- Да ты не переживай, - Андрей задернул шторы на окнах. Он уже казался мне старым и близким другом. - Боре нелегко приходится, на нем знаешь, какая ответственность лежит! Если ты не справишься с работой, Ефим с него будет спрашивать.
- Ну почему я должен не справиться и почему надо мной можно издеваться? - Я начал выходить из себя. - Я ничего не понимаю, я бросил свою работу, уважение, студентов, сломал всю жизнь, приехал сюда и выясняю, что меня хотят на починку старых ящиков посадить!
- Прекрати! - Андрей начал злиться. - Запомни, ты здесь никто, абсолютный нуль! Если хочешь знать, я, когда приехал, почти полгода ночами чуть не плакал. Но когда я сюда ехал, я был готов на все. Даст мне Ефим метлу и скажет полы подметать - буду подметать. Я тоже в ремонте сидел, мной все командовали и за идиота считали, и ничего, справился!
- Но я же не ехал сюда мыть полы! - вскипел я. - Это ты, падла, хотел из России сбежать и был на все готов. Я же поддался на обещания золотых гор и свободы! - Кровь ударила мне в голову, я схватил Андрея за полосатую рубашку и мы покатились по грязно-коричневому полу, как когда-то в студенческие годы.
- Тише, тише! - прошипел Андрей. - Соседей снизу разбудишь, они у меня нервные.
Словно в подтверждение его слов раздался жуткий грохот.
- Дверью хлопают... - испуганно прошептал Андрей. Мы замерли. Тут же зазвонил телефон. - А это она управляющему позвонила. - Андрей подбежал к телефону и начал униженно объясняться. "-Да, Да, мы очень извиняемся, да, уронили. Простите. Да, я понимаю..."
- Меня из-за тебя выселят! - прошипел он.
Все смешалось у меня в голове. "Может быть, я сошел с ума?" - думал я. Мозг уже отказывался анализировать безумие происходящего. Я добрался до постели, упал на нее, и мое сознание отключилось, как электрическая лампочка от легкого прикосновения руки к выключателю.
Спал я недолго, голова была переполнена событиями последнего дня, которые смешались в сознании с мучительными и нереальными обрывками сна, и уже окончательно было невозможно разобрать, что же происходило на самом деле. Мне совершенно отчетливо снилось, что я лежу в своей постели и за окном расстилается ночной город, тускло светятся дома, облепившие склон горы, спускающийся к Средиземному морю. Я отчетливо чувствовал аромат кипарисов, свежий ночной ветер и слышал протяжные крики кукушек, доносившиеся из прохладной темноты. Вдруг, как от какого-то внезапного толчка, я вспомнил, что нахожусь на краю земли, что за горами находится огромный холодный океан, и что вчера произошло что-то ужасно гадкое, и внезапно проснулся.
На часах было около четырех утра. Лунный свет падал на стену и призрачно поблескивал в стаканах с недопитой кока-колой, стоявших на столе. Из окна тянуло свежестью, и в ветвях деревьев изредка вскрикивала ночная птица. Редкие машины проносились по дороге. В тишине было особенно заметно, что при их приближении дом начинал слегка вибрировать.
"Неужели все это было на самом деле?" - думал я и не мог найти разумного ответа. В темноте все казалось нереальным, как дурной сон после сытного ужина. Мое тело лежало в темноте на краю земли, безумно далеко от дома и ожидало своей судьбы. Что же предстоит мне завтра? Заснуть я уже не мог. Я исчезал во мраке, казалось, руки и ноги где-то ужасно далеко и мне уже не принадлежат, а смутное сознание, отделившись от физической оболочки, парит в ночном воздухе. Что-то не пускало душу подняться ввысь и пронестись над спящей долиной, окунуться в холодные волны океана, перевалить через хребты лесистых гор, по которым ползут серые свинцовые облака холодного тумана, наступающие с огромных ледяных просторов водной глади. Это нечто было таким же холодным, как этот туман, и сжимало грудь.
"Огонек, лампочка Ильича," - вспомнил я и даже обрадовался тому, что душа оказалось явно связанной с телом, хотя бы и столь малоприятным образом. Я еще раз прислушался к собственным ощущениям. Холодный комочек горел ровно, напоминая мятный леденец во рту. К этому ровному покалыванию вполне можно было приспособиться. Те периоды, когда он замолкал, а потом вновь трепыхался, были куда более неприятными.
За окном постепенно начало светать. Я встал и залез под душ. Теплые струи придавали ощущение реальности текущему моменту жизни, и все прошлое постепенно покрывалось какой-то дымовой завесой, сквозь которую все более и более тускло просвечивал вчерашний день. Я достал из пакета новенький, блестящий бритвенный прибор, кучу пузырьков с пенами и лосьонами и с наслаждением побрился. Запах американского одеколона оказался на удивление приторным и сладким. Так пахло в моем детстве от лысоватых мужиков в кургузых костюмах, выходящих из провинциальной парикмахерской. "Тройной!" - вспомнил я давно забытое название, и осенний холодок, запах прелых листьев и сладковатого дымка, свежесть детских воспоминаний нахлынули на меня. Я налил в стакан ядовито-голубую жидкость для полоскания рта. Во рту что-то зашипело, начало ужасно щипать небо, десны и носоглотку, и ветерок воспоминаний испарился. Я окончательно проснулся.
Андрей, видимо, еще спал. Я подошел к горе сложенных пакетов и со вздохом натянул новенькую полосатую рубашку со складочкой на спине и темно-серые брюки. Синтетические брюки сразу же начали взаимодействовать с синтетической рубашкой и синтетическим ковром, явно руководствуясь законами физики. Вначале одна из штанин встала торчком, затем она завернулась вокруг ноги и распрямить ее обратно уже не было никакой возможности. Я почувствовал, что все мое тело покрывается мелкими колючими иголочками, и тут же между рукой и тумбочкой проскочила голубая искра. От неожиданной боли я подпрыгнул и крепко выругался.
- Ты что там хулиганишь, бездельник? - раздался сонный голос Андрея. - Сейчас попьем чай и поедем на работу, хватить дурака валять. - Раздалось шуршание, и в двери появился мой хозяин, застегивающий на груди полосатую рубашку. Я с ужасом увидел, что и рубашка и брюки были точно такими же, как и одетые мной.
- Тебе не кажется, что мы напоминаем двух цыплят из одного инкубатора? - с издевкой спросил я.
Андрей в недоумении посмотрел на себя, затем на меня и затем опять на себя.
- Да, как ты только выбрал точно то же самое? - недовольно проворчал он. - Сейчас пойду переоденусь. - Он исчез в комнате и начал копаться в шкафу.
На плите загудел чайник. Темно-золотистая, горячая жидкость, растекающаяся по организму, несколько взбодрила и примирила меня с недалеким будущим. Мы еще сидели за столом, когда раздался резкий телефонный звонок.
Андрей взял телефон.
- Боря, - радостно и оживленно высказался он с улыбкой на лице, - мы готовы. Да, да, будем. - Он повесил трубку. - Сегодня нас повезет Борис. Мы по очереди водим машину, - объяснил он, видя мое недоуменное выражение лица.
- А если кому-нибудь из вас нужно куда-то уйти? - удивился я.
- Такого не бывает. Мы на работу и с работы уезжаем в одно и то же время. - На лице Андрея снова появилось важное и многозначительное выражение начальника и наставника, поучающего неразумного и заблудшего младшего по рангу товарища.
Мне оставалось только подчиниться. Свеженький Борис с еще влажными после душа волосами уже ждал нас в гараже. Он показался мне совсем не таким страшным, как вчера.
- Поехали, господа! - Борис распахнул двери небольшого микроавтобуса, и мы залезли внутрь. Он быстрым и волевым движением дернул рычаг, переключающий передачи и нажал на газ, шины завизжали, в гараже запахло резиной. Машину занесло на резком развороте, но он, казалось, ничего не замечал и выскочил на улицу перед носом у несущихся машин. Раздались гудки и скрип тормозов.
- Ну что, выспался? - Борис посмотрел на меня. - Ничего, я тоже приехал и на следующее утро пошел на "Пусик". Надо добавить физической нагрузки, и справишься. - Неожиданно лицо его помрачнело. - Сегодня тебя будут оформлять, бумажки, страховки и прочее. Так ты учти, что читать и заполнять их будешь в нерабочее время. После шести имеешь официальное право, а с утра тебе нужно срочно изучать систему. Обязательно напомни, чтобы я тебе книги дал.
Машина снова вошла в стремительный вираж.
- Ах, черт, - ругнулся Борис, - не дал этот грузовик маневр закончить. - Шины завизжали, и мне стало не по себе, так как в мои планы явно не входило погибнуть по пути на работу в первый рабочий день. - Надо сегодня будет с народом разобраться, - на этот раз Борис уже обращался к Андрею. - Мне не нравится, как они в последнее время ходят в перерыв кофе пить. Получается какое-то увеселительное заведение. Сидят, болтают, распустились. Я думаю, надо пожаловаться Ефиму. У нас и так слишком много работников. Раньше было всего несколько человек, и все были заняты. А теперь отлынивают от работы, и это еще полбеды. Ведь среди них есть недовольные, они и специально навредить могут! Хорошо бы уволить двоих-троих для острастки, тогда остальные сразу испугаются и будут детали собирать. Я ненавижу, когда люди получают зарплату за чаепития! - и лицо его побелело от злости.
Андрей слушал его, одобрительно кивая. Меня поразило то, как он смотрит на Бориса, слегка приоткрыв рот, с неизбежной заранее поддержкой и оправданием всего, что тот скажет. Я с тоской вспомнил о том, как в процессе работы чуть ли ни каждый час ходил к кофеварке, наливая себе все новые стаканы кофе. Впрочем, предстоящее ограничение потребления сотрудниками фирмы "Пусик" возбуждающих жидкостей было явно на пользу здоровью.
Тем временем мы неслись по широкой автостраде. Утро было прохладным и пасмурным. По сторонам дороги тут и там торчали бесконечные аккуратные здания знаменитых на весь мир компаний, в сером небе над автострадой взлетали и садились большие и маленькие самолеты. Казалось, вся Америка несется на работу в автомобилях или, на худой конец, спускается с небес в серебристых авиалайнерах. Мы свернули на дорогу поменьше, и вскоре на горизонте возникло двухэтажное здание компании Пусика. Оно надвигалось с невероятной быстротой и вот уже закрыло собой далекие лысые горы и поле с зеленеющей травой и цветами.
- Так что мы обязаны навести дисциплину! - Борис неожиданно перешел на английский, отчего я испуганно вздрогнул.
Стеклянная дверь отворилась. Мы вошли в чрево здания, поглощающего маленьких человечков, вылезающих из своих жучков-автомобилей. Внутри было прохладно, немного пустовато и как-то торжественно, как в пустом концертном зале перед представлением. На втором этаже рядами стояли серые коробки с зеленоватыми лампочками, издавая мерное жужжание. Между ними носился маленького роста китаец, на ходу соединяя провода и нажимая на кнопки. Движения его напоминали хорошо отработанные операции робота. Казалось, руки и ноги движутся сами по себе в одинаковом мерном ритме.
- Вот еще один пример. - недовольно сказал Борис. - Один Донг пришел работать заранее, остальные подтянутся минута в минуту, как будто не понимают, что по крайней мере десять минут будут усаживаться и раскладывать свои вещи. - Мы подошли к небольшой комнатке, уставленной компьютерами и незнакомыми мне приборами. - Это твое место на сегодня, - указал Борис. - Если будут вопросы, обращайся ко мне или к Андрею.
Я остался один. За дверью проходили какие-то люди, раздавались голоса, но ко мне никто не заглядывал. В каком-то смысле это было даже неплохо. Я с опаской посмотрел на приборы. "Прежде всего ищите кнопку включения питания", - вспомнилась шутливая инструкция написанная одним из физиков для своих коллег. Я начал ощупывать серую металлическую коробку и быстро нашел выключатель. Зеленая лампочка засветилась и раздалось мерное гудение. Эта картина совпадала с только что увиденным в большом зале, и настроение у меня немного улучшилось. Компьютер замигал и на экране показалась программа с множеством команд. Одна из команд называлась "Старт". Я нажал на эту кнопку. Неожиданно металлическая штуковина, стоявшая немного в стороне, закрутилась и начала двигаться взад и вперед по сложной траектории. Экран ожил и на нем появились графики и числа. Эта связь между железкой и экраном увлекла меня... Начинался мой первый рабочий день в компании Пусика.
Через час с небольшим в дверях показался Андрей.
- Ну, разобрался? - К моему удивлению, он заговорил со мной по-русски, нарушая одну из своих заповедей. - Отвлекись от работы, я тебя сейчас познакомлю с сотрудниками.
Мы вошли в средних размеров комнату, заставленную столами. В углу около больших книжных шкафов сидел Борис и подробно объяснял по телефону неведомые мне технические особенности системы Пусика. Напротив расположился китаец непонятного возраста, в рубашке без полосок, да к тому же с закатанными рукавами, обнажающими пухлые, женские руки. Он сосредоточенно глядел на экран компьютера, и руки его быстро бегали по клавишам.
- Это Вонг, - объяснил Андрей, - один из ведущих инженеров и работает с Пусиком уже много лет. Кстати, хотя он и родился в Америке, почти не разговаривает по-английски. Зато понимает все хорошо. Кстати, Ефим его очень уважает.
Вонг молча кивнул мне, причем глаза его оторвались от экрана лишь на секунду, а пухлые белые руки и вовсе не прекращали своих размеренных движений.
За соседним столом сидел широкоплечий парень, напоминающий донского казака с русыми, свисающими вокруг губ усами и грустным взглядом. Судя по полосатой рубашке и черным брюкам, он принадлежал к элите.
- Знакомьтесь, - Андрей перешел на английский, - это Петя. А это наш новый сотрудник, из Израиля.
Петя недоверчиво посмотрел на меня, потом снова на Андрея.
- Очень приятно, - сказал он с жутким русским акцентом и сжал мою руку.
- И мне тоже, - ответил я по-русски, несмотря на предупреждения. Петя явно удивился.
- Как, вы еще оказывается и по-русски разговариваете? - он непонимающе взглянул на Андрея, который умирал со смеху.
Петя был одним из сильнейших специалистов по математике и компьютерам в Москве, - шепотом объяснил мне Андрей, когда мы отошли в сторону. - Он работал с Борисом и тот, когда приехал в Америку, рекомендовал его Ефиму. Теперь он досконально разобрался в электронике и разрабатывает сложные схемы.
Я был поражен такой трансформацией и проникся уважением к донскому казаку с усиками.
- А вот это - Игорь, тоже один из ведущих наших специалистов, - Андрей подвел меня к невысокому худенькому мальчику с маленькими острыми глазками, бегающими за выпуклыми линзами очков. Он казался студентом-первокурсником, но морщины и легкая седина выдавали его возраст.
- Я вижу, что количество сотрудников фирмы "Пусик" возрастает, - вежливо сказал Игорь со смешанным британско-русским акцентом, и глазки его как-то странно забегали.
- Игорь тоже попал сюда по рекомендации Бориса, - доходчиво объяснял Андрей. - Они вместе занимались большим проектом в Москве и мы решили, что Игорь хорошо справится с работой у Пусика. Он каждый день работает до полуночи! А это Джон, один из немногих коренных американцев, работающих у Ефима. Но на самом деле его тоже Борис рекомендовал. - Андрей продолжал выполнять свою роль гида-экскурсовода. У стены сидел симпатичный молодой парень с живым лицом. Он радостно помахал мне.
Мы зашли в другую комнату. Эта комната была более тесной, чем предыдущая. С потолка спускались черные, жирные кабели, в воздухе пахло жженой изоляцией, а на столах громоздились многочисленные приборы.
- Здесь у нас сидят люди рангом помельче. - Андрей как-то приосанился и надул щеки. - Знакомьтесь! - важно сказал он. - Наш новый сотрудник из Москвы.
Сидящие в зале люди подняли головы. Я обратил внимание на то, что головы их втянуты в плечи и лица у всех бледные, землистого цвета. Они пытливо и молча смотрели на меня.
- Здравствуйте, - тихо, по-русски сказал один из них. Мне бросилось в глаза то, что он явно испуган. Безымянные люди с интересом посмотрели на меня и снова склонились к своим приборам.
- Это так, среднее и младшее звено. - Андрей явно чувствовал себя на высоте. - Ты с ними держи дистанцию. Они все совки, из эмигрантов-беженцев, приехали сюда и маялись на пособиях. Ефим их пожалел и взял на работу. Ты видел, как они все перепугались? Теперь думают, что тебя взяли вместо кого-нибудь из них. Несколько дней будут дрожать как зайцы. Кстати, вот этот в очках, который тебе ответил, был профессором. Приехали сюда, и оказалось, что они ни с чем справиться не могут... А тот другой, с черными волосами, бывший доктор наук, начальник отдела. Советские специалисты... Язык хорошо выучить не в состоянии! Тот третий, в углу, в Ленинграде был крупным изобретателем, у него чуть ли не сорок патентов. А на деле оказалось, что он только и способен на то, чтобы гайки закручивать! Мы их держим в строгости, особо не балуем, денег платим мало... Но эти хоть на что-то способны и в младших инженерах ходят. А сейчас я тебе круглых идиотов покажу. Ефим их на сборку поставил.
Мы спустились на первый этаж. Здесь кипела активная деятельность. Люди в халатиках таскали выточенные железные детали округлой формы с просверленными дырками, прилаживали их к блокам побольше, вращали получившуюся конструкцию, скручивали разноцветные провода, выходящие из глубин серых ящиков.
- Вот тот, с седыми усами, - Андрей показал на пожилого мужчину с брюшком, одетого в несвежую рубашку с пятнами на животе, - секретный профессор по космической технике, уехал в Париж на Конгресс и сбежал! А семью его не выпустили, об этом много шума по "Голосу Америки" было. Так он спился с горя. Ефим ему помочь хотел, на работу взял. И что ты думаешь? Профессор он оказался аховый, только свои форсунки и жидкие смеси и знал, теперь фильтры собирает. Или вот этот, маленький черненький, - тоже заведовал лабораторией, а дубина дубиной. С трудом выучился отверткой в шуруп попадать.
Я с ужасом посмотрел на секретного космического профессора. Тот деловито поднял очередную деталь, отдал ее бывшему заведующему лабораторией, и они начали суетливо прилаживать ее к серому ящику.
Экскурсия подействовала на меня угнетающим образом. Я многого навидался в Израиле, но совершенно не ожидал увидеть еще худшее повторение той же картины в Америке...
Нашу улицу подметал мужчина лет сорока с помятым лицом, который, говорят, был известным ученым-филологом по русской словесности. Поскольку филология, а тем более русская, никому не была нужна в крохотном и постоянно воюющем государстве, все обитатели которого пишут справа налево, филолог этот день за днем собирал мусор и часов в одиннадцать утра уже заправлялся стаканом-другим водки "Тройка", на бумажной этикетке которой была нарисована летящая гоголевская Тройка-Русь. Он спивался у всех на глазах, и никто не мог ему ничем помочь. Улица, правда, поддерживалась в неизменной чистоте...
Я вспомнил передачу, недавно увиденную по израильскому телевидению. Перед репортерами сидела здоровенная девица с лошадиной челюстью. Ее мечтой было работать на стройке. И мечта эта сбылась. Сидевший рядом пузатый волосатый прораб прокомментировал это так: "Мы дали ей пробное задание: перетаскать мешки с цементом со второго этажа на третий. Так представьте, она сделала это за десять минут. У меня работают пять русских докторов наук, они целый день не могли этого сделать, а она взяла и за десять минут все перетаскала!" Он разводил руками, демонстрируя, насколько никчемны были усилия тонкокожих русско-еврейских ученых по сравнению со здоровой плотью девицы, которая довольно скалила лошадиные зубы...
- Имей в виду, - Андрей оторвал меня от ностальгических воспоминаний. - Ты человек избранный, тебя лично Ефим пригласил, так что с подсобными работниками не общайся, во время обеда за один стол не садись и по-русски не болтай. Они у нас получают мало, опустились, так что держи дистанцию.
Мы прошли в комнату, в которой сидела пожилая женщина. Ей предстояло провести процедуру оформления моих документов.
- Добро пожаловать, добро пожаловать, мы так вас ждали, мы так рады вас видеть! - голос у нее оказался грудной.
Женщина улыбалась с неистовой приветливостью, и я с ужасом заметил, у нее при этом сжимаются зрачки и в глазах загорается какой-то легкий огонек безумия. Во всей этой сцене явственно чувствовалось что-то нездоровое, хотя я не мог точно объяснить, что именно меня насторожило. С ловкостью фокусницы дама начала доставать толстые пачки каких-то бумаг, давая мне их подписывать и на ходу объясняя их смысл.
Имейте в виду, теперь все, что вы изобретете, реализуете, напишете, всецело принадлежит компании Пусика. - Глаза у нее снова стали сумасшедшими. - Вы получите тетрадь с пронумерованными листами, и записывать все будете только в ней. Вы не имеете права спать на рабочем месте, за это вас немедленно уволят. Запрещено также приносить на работу огнестрельное и холодное оружие и драться с сотрудниками. - Она сделала многозначительную паузу. - Ефим очень, очень щедр! - женщина закатила глаза и потрясла головой, чтобы продемонстрировать мне всю глубину его щедрости. - Он решил помочь вам скомпенсировать ваш перелет в Америку. - Она продолжала трясти головой, и я с испугом подумал, что присутствую при начале сильнейшего неврологического припадка. - А также дать деньги на первые расходы - квартиру, машину и прочее. - Голова прекратила свои судорожные движения, и на душе у меня полегчало. - Пожалуйста распишитесь вот здесь... - и дама вручила мне конверт с чеком.
Я не знал, как мне реагировать - тоже закатывать глаза и трясти головой или не изъявлять лишних эмоций. В договоренность о моем приезде входила оплата проезда для меня и моей семьи. С другой стороны, я не знал точной суммы, проставленной в чеке. Квартира, машина? На всякий случай я решил показать, что я доволен и рассыпался в благодарностях.
- Не благодарите меня, благодарите Ефима, - сказала она с придыханием. - Он так щедр!
Я принес в комнату гору бумаг, которые мне предстояло прочесть после шести вечера, и открыл конверт с чеком. Сумма, стоявшая в нем, покрывала расходы на билеты, не включая посылки нескольких коробок с книгами. Остатка явно не хватало на квартирную плату и расходов на униформу, произведенных вчера вечером. Ну что же, это было все-таки лучше, чем ничего.
- Ну как? - в комнату снова заглянул Андрей.
- Вот, получил чек. - Я не проявил лишних эмоций.
- Сколько дали? - Андрей с жадным интересом приоткрыл рот, и глаза его заблестели. Я назвал сумму.
- Ну, прекрасно! - Он сложил губы трубочкой, от чего голос его приобрел бархатистый оттенок, надул щеки и начал разводить руками, показывая всем своим видом, что по отношению ко мне было только что произведено величайшее благо. - Поздравляю! Обязательно поблагодари Ефима за щедрость! И с тебя ресторан, у нас так принято. Надо всех пригласить, Леонида, Бориса, Петю...
- Да, неплохо, - я начал раздражаться. - Но почему собственно ты считаешь, что произошло что-то необыкновенное? Ведь эта сумма едва покрывает билеты...
- Ну знаешь, - Андрей надулся. - Пойми, ты не принес фирме еще никакой прибыли и кто знает, принесешь ли, а Ефим уже тебе платит деньги! И учти, все, что ты здесь получишь, тебе придется отрабатывать тяжелым трудом, так устроен капитализм. А насчет обеда договоримся. - Он снова исчез.
Я тщетно попытался сосредоточиться на загадочном ящике с надписью "Пусик", стоявшем передо мной, но в голову лезли бесконечные поучения, только что увиденный мной дружный коллектив, предстоящий дружеский ужин в ресторане в приятной компании и люди с бледными лицами, сидящие в соседней комнате...
- Привет! - за спиной у меня возник Андрей с невысоким худым мужчиной с сединой, острым, хитроватым лицом и пронзительным взглядом быстро бегающих глаз. От него исходила энергия, он на ходу пританцовывал, руки и ноги его подергивались в разные стороны как у бегуна перед стартом, готового броситься вперед. Казалось, он одновременно просчитывает несколько десятков ситуаций, как гроссмейстер на сеансе одновременной игры.
- Леонид, - он крепко пожал мою руку. - Ефим спрашивал, как у тебя успехи, что-нибудь удалось уже сделать? Нет? О?кей, посмотрим. Ну, как в Израиле? Интересно? Нам надо рвать вперед со всей силой. Будем работать вместе. Кстати, у нас в производстве не хватает рук. Работа несложная, надо настраивать образцы. Так что сегодня поучись, а с завтрашнего дня поможешь ребятам собирать машины. О?кей? Отлично! - он выпалил все это на лету, четко обрубая фразы, при этом совершенно не дожидаясь и не ожидая какой-либо моей реакции. - Уже снял квартиру? Не успел? Ну хорошо, еще поговорим.
Он, наконец, рванулся с места и вылетел из комнаты. Легкий ветерок мягко ударил меня в щеку. Леонид напоминал часовой механизм, сорвавшийся с пружин и сметающий все на своем пути.
- Леонид - великий инженер и наш вице-президент, - с обожанием сказал Андрей. - Он был лучшим инженером Союза, и ты не представляешь себе, сколько на нем держится... Вся компания! Он приезжает на работу в семь утра и уходит в одиннадцать вечера, а то и позже. Если бы он не гонял сотрудников, Пусик бы давно уже прогорел, а Леонид никому спуску не дает.
Я снова уставился в экран, но практически ничего не успел сделать, так как в комнату забежал Борис с горой толстых книг.
- Это описания, - раскаты его низкого громового голоса вошли в резонанс с какой-то железкой, и она завибрировала на высокой ноте. - Уже разобрался в чем-нибудь? Почему не контролируешь выходные сигналы? Сейчас привезу осциллоскоп. - Он вывалил гору книг на стол, выбежал из комнаты и тут же появился с прибором, стоявшим на тележке с колесиками. - Так, - руки Бориса забегали с огромной скоростью, подключая ворох проводов ко внутренностям прибора, - сигнал отсюда, индекс, тактовый генератор, второй бит. Понятно? Теперь включаем специальный режим, - его руки снова залетали, нажимая на кнопки на панели прибора и время от времени давая команды на компьютере. - Готово! Дальше продолжай сам! - он удовлетворенно хрустнул пальцами и убежал.
- "Ну и местечко... - думал я. - Никогда ничего подобного не видел!" Меня охватило отчаяние. Я влип, причем влип по своей воле. Из свободного, уверенного в себе, хотя бы и относительно, человека я каким-то неведомым образом превратился в раба, придаток серых ящиков с надписью "Пусик". Никому здесь не были нужны мои знания, звания и заслуги, вся моя предыдущая жизнь и карьера. И все это произошло в результате секундной слабости, малодушия. Я был сам в этом виноват, польстился на обещания золотых гор. Моя машина была мне, видите ли, мала и протекала! Ну и черт бы с ней, и протекала бы дальше, главное что ездила. А, может быть, еще не поздно убежать? Нет, эти деятели достанут из-под земли и заставят уплатить по счетам. Еще и Пусику надо деньги за прощенные долги отдать...
Про меня, казалось, все забыли. Я предавался своим мыслям в небольшой комнатке без окон, с мерно жужжащими приборами и чуть мерцающим люминесцентным освещением.
- Ефим, Ефим, вот он! - я не узнал этого голоса, лебезящего, тоненького и суетливого, и обернулся. За моей спиной стоял Ефим, в пиджаке и в белоснежной рубашке, с повязанным пестрым галстуком. Около него семенил Леонид, с которым произошла удивительная трансформация. Из помеси бегуна-марафонца и сорванной часовой пружины, он превратился в заискивающего маленького человечка со втянутыми плечами, наклоненной головой, подобострастной улыбкой и худыми тонкими ручками, сложенными на груди. - Вот, Ефим, приехал только что, - лепетал он. - Мы постарались его приодеть, привели в форму.
Ефим внимательно осмотрел меня снизу вверх, особенно его внимание привлекли лакированные новенькие кожаные туфли, узорчато испещренные маленькими дырочками. В туфлях отражался потолок и Леонид. Все молчали. Ефим уставился в блестящую поверхность моих туфель. Наконец оценивающий взгляд его скользнул вверх по полосатой рубашке, и на лице появилось ироничное и одновременно удовлетворенное выражение.
Ну что же, неплохо, неплохо. Нормально долетел? Пойдем, пойдем, поговорим. - Ефим пригласил меня следовать за ним. Леонид на цыпочках следовал за нами.
- Ефим, - осторожно, словно боясь вызвать гнев, спросил Леонид, - ты хочешь, чтобы я присутствовал?
- Иди, работай. Ты мне не нужен. - Ефим лениво махнул рукой и Леонид мгновенно испарился.
- Идиоты, - раздраженно буркнул Ефим по-русски, то ли обращаясь ко мне, то ли высказывая вслух свои мысли. - Они думают, что они работают, бегают, что-то собирают, до ночи сидят! А какого черта они штаны просиживают, если в голове пусто. Правильно? Ты понимаешь, о чем я говорю? И Борис такой же. Он носится, скандалит, ты увидишь все это. Сегодня, например, пришел жаловаться, что рабочие в столовой кофе пьют. Ну и пусть пьют, раз они там сидят, значит, Леонид с Борисом виноваты, это они их не загружают. Когда люди работают, им некогда кофе пить! Правильно? Я уволю одного - двоих для порядку. Нет, не буду увольнять, я никого не выгоняю. Они сами уйдут. Я, может быть, тебя вместо Бориса поставлю. А что, там любой дурак справится, верно? Я думаю, ты не хуже его справишься. Да, поставлю тебя на его место!
- Ефим... - с ужасом произнес я.
- Листен, Листен, Листен, Листен! Не перебивай меня. Разберешься, не бог весть что мы тут делаем. Я понимаю, ты только что приехал, ты в шоке находишься. Я тоже, когда приехал, вообще думал, что жизнь кончилась. Я ничего не знал. Это я в России гением был, а здесь пришлось полы мыть. Ничего, со временем оказалось, что все те, кто мне гениями казался, такие же идиоты, только хуже. - Ефим подошел к кофеварке и налил себе стакан кофе. - Боря жалуется, что они кофе пьют! Правильно. Они сидят и болтают по-русски. Я им запретил на русском в компании разговаривать, ведь что получается - они языка не знают. Как мелкая рыбешка, варятся в своей среде, уходят на дно. Пескари... В Одессе такие рыбки были, на Привозе, вяленые... Я так и сказал, купим хороший кофе, дорогие кофеварки, пусть пьют сколько угодно на рабочем месте. И пирожные закажем с коньяком. От этого много зависит, в хороших местах так полагается. Я хочу марку компании поддерживать! Понимаешь, из мелочей все складывается. Пусть жуют пирожные... - Ефим ухмыльнулся. - А Борису я врежу для острастки. -Ефим прошел в комнату и сел. - Ну что, как самочувствие? - спросил он, откидываясь на спинке стула.
- Ефим, прежде всего спасибо за деньги - начал я. - Я хочу вернуть вам ту сумму, которую вы мне выслали для уплаты долгов. - Я достал из кармана заготовленный пакет с хрустящими долларами.
- Хорошо, - он с удовольствием засунул пакет с деньгами к себе в карман. - Ты знаешь, я ведь сам оттуда сбежал. В трюме, они меня тоже не выпускали. У меня ведь спонсора не было... - он усмехнулся и посмотрел мне в глаза. - Да, не было, но там было хорошо, я однажды на минное поле забрел! Да, я о чем говорю, ты не обращай на них внимания, на Леонида, Бориса, Андрея. Они же идиоты, совки, приехали из России, не понимают ничего, что происходит вокруг. Конечно, они очень делу помогают, но и я их не обижаю. Так что ты будь независимым, работай спокойно. Мне не важно, если у тебя ничего не получится, уйдешь в другое место. Ну, конечно, если тебя просят помочь производству или в чем-то разобраться, это другое дело, здесь я их поддержу. Но будь понезависимее, ты понимаешь, о чем я говорю? А там посмотрим, может быть, я тебя во главе компании поставлю. Почему бы и нет? -Ефим затряс головой.
- "Началось", - подумал я. Правда, частота и амплитуда встряхиваний была поменьше, чем у пожилой дамы, и быстро прекратилась, неожиданно направив мысли президента в другое русло.
- Главное, в России был какой-то дурацкий принцип недоносительства. Все всех покрывают. И у ребят это есть, еще не изжилось. Я о чем говорю, в Америке принято жаловаться друг на друга и это не считается чем-то предосудительным. Вот и ты, если видишь, что что-то не так, иди сразу ко мне и говори: "Ефим, Борис завалил дело".
При этих словах на лице у меня появилось, по-видимому, какая-то гримаса, что не прошло незамеченным.
- Ну что, что тебе не нравится? И ты тоже? Слушай, перестань, я тебя прошу! Пойми, это для дела полезно и ничего в этом такого нет! Это только в России считается, что стучать неприлично. Вот и доигрались со своими принципами до коммунистов и разрухи. Нет, ну конечно, доносить плохо, я ничего не говорю. Но для дела, если это важно и правда, я прошу тебя - не покрывай никого!
Ефим отхлебнул кофе и снова качнул головой. В результате мысли его снова потекли совершенно в другом направлении, как будто в голове его находился патефон, иголка которого при тряске попадала на различные звуковые дорожки.
- Я хочу другую компанию создать. Или научный центр, чтобы написано было "Ефим Пусик". Собрать сильных людей, дать им возможность поработать. Это важно, да, да, такое тщеславие возникает. Хочется как-то оставить о себе след. Куплю здание рядом с университетом в Литтл-Три, здесь не такое место, не научное. Там атмосфера особенная, это тоже важно. Поработай немного, у меня друзья, они мне нескольких крупных ученых рекомендовали. Создадим лабораторию, потрачу несколько миллионов, все равно с налогов списывать, может быть, туда уйдешь. Но пока надо тебе для компании поработать. Сходи в библиотеку, почитай статьи, может быть, что-нибудь предложишь. Ты знаешь, какие инженеры работали со мной здесь? Кретины! У них из каждого кармана торчало по калькулятору и ходили в желтых носках!
Я вспомнил, что уже слышал про желтые носки, но не подал виду.
- Так вот -, продолжал Ефим. - Я уже тебя заболтал. Ты осмотрись, помоги ребятам. Я тебе денег дал, сдай на права, купи машину. Машину лучше новую купи, хорошую. Не жмись, не жадничай! Ты будешь в хорошей машине ездить, это приятно, настроение у тебя будет хорошее, и работать будешь лучше. Это психология такая, все друг за друга цепляется, пирожные, машина, квартира. - Ефим увлеченно сцепил пальцы и продемонстрировал принцип зацепления. - Ты понимаешь, о чем я говорю? - и он пристально посмотрел на меня.
- Да, да! - поспешно сказал я. - Я очень хорошо понимаю. Бытие определяет сознание.
- Молодец, - Ефим удовлетворенно откинулся назад и улыбнулся. - Я сразу почувствовал, что с тобой проблем не будет, когда тебя увидел. Я вижу людей, знаешь, у меня интуиция. Мне достаточно издали человека увидеть и я чувствую, что у него внутри. И с приборами так же. Мне достаточно было подойти к прибору, и я точно знал, где у него проблема. Они все на меня молились... - Ефим неожиданно замолчал. - В коротких брюках и в желтых носках. Из карманов калькуляторы торчали и логарифмические линейки. Идиоты... Устроишься, снимешь квартиру. Да, сними хорошее что-нибудь, в центре Литтл-Три. Это прекрасное место, Андрей ведь там же живет, да? Ты знаешь, там атмосфера другая, университет рядом. Поэты на улицах читают стихи, музыканты, Нобелевские лауреаты. Я как-то зашел чашку кофе выпить, разговорился с соседом по столику. А он Нобелевскую премию по химии получил. Это приятно, совсем другая жизнь. - Ефим замолк, видимо углубившись в воспоминания. Лицо его на секунду помрачнело, он встрепенулся и снова начал трясти головой. - Там цены подороже, но я ребятам достаточно плачу денег. Так что сними квартиру, купи машину, семья приедет. И, - он пристально уставился мне в глаза, - срочно сходи к врачу. У Леонида узнай, у меня есть хороший врач, к нему все у нас ходят. Это надо сделать, пусть он тебя посмотрит, обследует. Обязательно сходи и как можно быстрее. А там посмотрим, что он скажет... Ну, что я тебя буду учить? Монолог окончен, у меня встреча назначена с адвокатом. - Ефим встал и махнул рукой, показывая, что я могу удалиться.
Я вышел из кабинета, слегка покачиваясь. Разговор с Ефимом одновременно обнадежил и запутал меня. Он, по сути, был иррациональным, и я даже не пытался анализировать происходящее. Главное, я понял, что мое текущее положение вроде бы было не очень страшным, особенно в свете приобретения новых кофеварок. При этом возникало чувство, что на самом деле все не так просто и мне не надо обольщаться.
- "В конце концов, я здесь человек новый и не знаю местных особенностей," - подумал я и немного успокоился. Перспективы, обрисованные Ефимом, слегка кружили голову.
Через несколько минут ко мне опять прибежал Андрей.
- Ну что, разговаривал? - с интересом спросил он.
- Да, все нормально, - я пристально посмотрел на него.
- Что рассказывал? - настойчиво продолжал допытываться Андрей.
- Предлагал создать научный центр, - нагло отпарировал я.
- А еще, на Бориса с Леней жаловался?
- Не то, чтобы жаловался, - я был осторожен, - больше мне советовал как себя вести.
- Ну ладненько, - Андрей немного успокоился, хотя явно что-то подозревал. - В выходные ведешь нас обедать, я уже столик заказал! Пожалуйста, скажи об этом всем.
Я неожиданно вспомнил, что сегодня ничего не ел. День пролетел как-то незаметно, и за окном уже стемнело. Вздохнув, я принялся перебирать многочисленные документы, из которых следовало, что мое тело и душа, а также все, что они производят, отныне принадлежат компании "Пусик". Ужасно хотелось спать, но сон на территории компании был запрещен. Время потянулось густым и медлительным потоком, как сироп.
- "Восемь, Девять, Десять," - считал я часы, подписывая бесконечные юридические соглашения.
В начале одиннадцатого ко мне заглянул Борис. Он выглядел уставшим, рубашка его была мятой, а глаза отекшими.
- Поехали домой, - сказал он. - Много успел сделать?
- Кое в чем разобрался, - осторожно ответил я.
- Отлично! - он фальшиво взбодрился и взмахнул рукой. - Завтра продолжим!
На улице стрекотали цикады, и расстилалась чуть сладковатая вонь: ветер дул со стороны канализационной станции. Андрей тоже был весь как побитый. Мы залезли в машину.
- Ефим сегодня шумел, господа! - Борис сказал это по-русски, и я снова вздрогнул от этого неожиданного перехода. - Он предложил сократить перерыв для рабочих с пятнадцати до десяти минут и купить более дорогой кофе и несколько специальных кофеварок, чтобы делать "Эспрессо" с молоком. Еще он хочет, чтобы в кафетерии всегда были пирожные.
Я молчал, хотя всегда предпочитал черный кофе.
- Он ничего тебе не говорил? - Борис оглянулся на меня.
- Нет, в основном давал рекомендации, какую машину купить и прочее.
- Ты к ним прислушивайся. Он ничего не забывает, если он тебя о чем-то попросил, обязательно проверит. Андрей, завтра с Леонидом утром надо решить, что нам делать с генератором.
Я молчал. Ночь надвигалась на нас, на горизонте висела огромная желтая луна, и редкие фары встречных машин неслись нам навстречу. У меня до сих пор не было чувства, что все происходящее реально и я действительно сижу в машине, несущейся по автостраде за многие тысячи километров от Европейского материка и огромный черный холодный океан плещется за горами. При чем тут Борис, Ефим, инженеры в желтых носках, серые коробки с надписью "Пусик", пирожные, кофе с молоком, Америка и Россия, когда огромный шар несется в космической пустоте, вращаясь вокруг своей оси, и все мы, как крохотные микробы, копошимся на его поверхности, пытаясь устроить свои микроскопические жизни.
Я почувствовал, что эти два дня сильно меня изменили, и жизнь моя уже не будет такой, какой была до этого, когда казалось, что мир управляется рациональными законами физики, религии и экономики.
Следующий день начался точно так же, как и предыдущий, только за рулем на этот раз сидел Андрей. Уже на подъезде к фирме мы застряли среди огромного множества машин, передвигающихся со скоростью черепахи. Где-то впереди произошла авария, полицейские машины и скорые помощи с надрывными сиренами развозили тела, покрытые белыми простынями, и автострада была практически парализована. Посвежевший Борис, казалось, забыл обо мне и объяснял Андрею своим громовым голосом проблемы сборки управляющего модуля системы "Пусик". Я с тоской прислушивался к их разговору. Мы медленно ползли среди моря автомобилей, пока, наконец, не удалось свернуть в сторону. В результате, наше появление в компании произошло с опозданием на несколько минут.
Поднимаясь по лестнице, мы наткнулись на Ефима, который спускался нам навстречу. Лицо его было налито кровью.
- Доброе утро, Ефим! - сказал Борис.
Ефим ничего не ответил и прошел мимо. Андрей и Борис переглянулись.
- Что это с ним сегодня? - Андрей был удивлен. - Он никогда не приезжал в компанию раньше одиннадцати утра.
Мне отвели место в общей комнате, и я с ожесточением пытался понять основные принципы работы гениального устройства, разработанного Ефимом. Неожиданно это увлекательное занятие было прервано жутким криком. Кричал Ефим. Спина у меня похолодела, я никогда в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь так кричал.
- К черту, негодяи, не желаю этого слышать! Убирайся отсюда! - и он вставил несколько непечатных слов. - Сколько можно терпеть, черт возьми!
Я осторожно повернул голову. Ефим орал на бородатого парня, которого я раньше не видел.
- Ефим, - пытался оправдываться парень, - я тут не при чем. - По языку сразу чувствовалось, что этот парень родился в Америке.
Как это ты не при чем? - орал Ефим. - Уже неделю идут разговоры, и ничего не сделано. Где материалы, черт возьми! Где заказчики?
Я счел за лучшее отвернуться и не проявлять излишнего любопытства.
- Не кричите на меня, Ефим, - неожиданно тонким истеричным голоском запищал бородач, - это возмутительно!
- Я тебе сейчас покажу возмутительно! - взревел Ефим. Неожиданно раздался жуткий металлический грохот и наступила тишина. Мне стало жутко. Я снова осторожно повернулся, ожидая увидеть бородача с проломленной головой, лежащего в луже крови. Вместо этого я увидел один из приборов Пусика, лежащий на полу. Зеленоватые платы с пучками проводов валялись вокруг. Живой и невредимый бородач с красным, малиновым лицом тяжело сопел. Он собирал свои вещи, тщательно укладывая их в портфель. Поймав мой взгляд, бородач развел руками и вышел из комнаты.
- Вонючая, дерьмовая компания! - крикнул он сорванным тоненьким голоском и громко хлопнул дверью...
Сцена эта не выходила у меня из головы, и я с трудом заставил себя продолжать работать. Через некоторое время молодая девушка, работающая секретаршей, раздала всем сотрудникам по листку бумаги с большой размашистой подписью Пусика. На листке было написано:
Всем сотрудникам компании "Пусик".
1. В последнее время участились случаи опоздания сотрудников фирмы на работу. Сегодня ровно в девять часов утра более половины сотрудников отсутствовали на рабочих местах, что несовместимо с правилами компании.
С целью поддержания трудовой дисциплины с завтрашнего дня будет введен строгий контроль за временем прихода на работу. Любой сотрудник, покидающий помещение компании в рабочее время, должен иметь разрешение руководства. К нарушителям будут применяться финансовые санкции вплоть до увольнения.
2. Инженер Майкл Вильсон уволен за невыполнение возложенных на него функций и несогласие с указаниями президента компании.
Ефим Пусик, Президент.
Я встал и прошел в соседнюю комнату, в которой сидел Андрей.
- Ты рекомендовал узнавать у тебя о том, что случилось. - Я начал издалека, будучи неуверен в том, что Андрей в курсе последних событий.
- У Ефима потрясающее чутье. - Андрей был грустен и совершенно утратил свой важный начальственный вид. - Он как будто почувствовал, что сегодня на дороге будет пробка, и приехал в компанию рано утром. Впервые за несколько месяцев. Естественно, все опоздали, и его это привело в ярость.
- А что произошло с этим парнем с бородой?
- Он попался Ефиму под руку. Жалко, он был толковый инженер. Ефим решил послать его в Японию, а Майкл захотел лететь первым классом. Ефима это взбесило. А сегодня он наткнулся на опоздавшего Майкла, и началось...
- Леонид, Леонид, листен, листен! - вдруг раздался из-за двери рычащий голос. Я дернулся было в сторону, но бежать было уже некуда. В комнату вошел Ефим с раскрасневшимся сердитым лицом. Он шел впереди, напоминая быка на корриде и, казалось, сметал все на своем пути. За ним семенил Леонид, изредка забегая вперед и заглядывая Ефиму в лицо.
- Ефим, Ефим, - вставил он во время очередного маневра, - сегодня была на дороге огромная пробка, ты же знаешь, все опоздали. И я опоздал. У меня все сотрудники всегда приходят вовремя, можешь в любой день проверить!
- Слушай, прекрати это! - Ефим продолжал выходить из себя. - Ты опять всех покрываешь? Ничего не сделано, в системе дефекты, и тебе наплевать! Ты не в России, где можно было ни хрена не делать! Я хочу видеть планы, черт побери! Где эти чертовы планы, у тебя они есть?
- Ефим, - оправдывался Леонид, - новых планов у меня еще нет, но я их сегодня же тебе...
- Слушай! - голос Ефима взревел как паровоз, и он неожиданно перешел на русский. - Я прихожу в девять утра и что я вижу? Пусто! Я не заплачу никому зарплату, пусть знают! Ни одна сволочь в девять утра не стояла на сборке. Что они делают? Они бездельничают, кофе пьют, лясы точат! И это ты их распустил! Я с сегодняшнего дня вообще отменю перерывы. Тебе хочется пить, - налил стакан и иди на свое рабочее место! И что ты думаешь, я встречаю сегодня с утра Бориса, а он издевательски мне говорит: "Ефим, доброе утро!" - Ефим вдруг резким движением присел на корточки и расставил в сторону руки, лицо его сморщилось в страшной гримасе и глаза вылезли из орбит. - Вот так: "Доброе утро, Ефим!" Мать твою так! Издевается! И ты с ним заодно!
- Ефим! - униженно залепетал Леонид, забегая с другой стороны.
- Прекрати меня перебивать! Ты понимаешь, о чем я говорю? - Ефим выпрямился и совершенно неожиданно, как от толчка, успокоился. - Я же знаю, что люди до полуночи сидят, стараются, - спокойно, ровным голосом сказал он, - но порядок должен быть. Листен, Листен, Листен! Пусть все уходят домой в семь, в шесть часов, но в девять утра ты должен быть на рабочем месте! - он снова перешел на крик.
- Хорошо, хорошо Ефим, - повторял Леонид. Его маневры, напоминающие движения спутника по орбите земли закончились неудачей: во время очередного виража Ефим раздраженно повернулся и вышел из комнаты. Леонид по инерции описал полукруг и растерянно остановился. Он расправил плечи, вдруг как по мановению волшебной палочки снова стал похож не бегуна, лицо его прояснилось и приобрело выражение гладиатора, выходящего на арену Колизея. Он взял телефонную трубку и включил громкоговорящую связь.
- Алекс, Илья, Виктор - в сборочный цех! - рявкнул он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. Леонид как-то неодобрительно посмотрел на меня, проходя мимо, и из-за угла донеслись его сердитые крики. - Чтобы с завтрашнего дня - ...в девять утра... замечу... не сдобровать! - доносилось до нас.
- Леонид сотрудникам вставляет, - с уважением заметил Андрей.
- А тебя разве это не касается? - спросил я с издевкой. Андрей пожал плечами и склонился над огромным чертежом.
Я вернулся на свое место и попытался осмыслить происходящее. Руки у меня слегка дрожали. Все происходящее было совершенно непривычным и непохожим на виденное до сих пор.
- Как дела? - вдруг раздался голос из-за спины. Ефим подкрался совершенно бесшумно. - Ты слышал, наверное, как я кричал, - продолжал он, - не обращай внимания. Тебя это не касается. По крайней мере, пока, - добавил он с ухмылкой. - Иногда на меня находит, и я не могу себя сдержать. Извини, я понимаю, что с непривычки это неприятно. Ты знаешь, это довольно редко бывает, не чаще чем раз в две недели, просто тебе не повезло. - Он пристальным и изучающим взглядом посмотрел на меня.
- Конечно, Ефим, я понимаю, - я старался не смотреть Ефиму в глаза. - Раз в две недели это совсем не страшно, я понимаю, если бы это происходило каждый день, тогда совсем другое дело.
- Да? Ты так считаешь? - Ефим как-то подозрительно посмотрел на меня, резко повернулся и, ничего не сказав, ушел.
Я вдруг вспомнил, что сегодня пятница, и почувствовал всплеск радости в связи с приближением выходных. Этот симптом был для меня нов, в прежней жизни мне обычно хотелось ходить на работу.
Близилось время обеда, и я зашел в кафетерий. В большой комнате стояли три длинных стола. Во главе одного из них сидел Борис и Пусиковская элита, включая Игоря, Петю и нескольких работающих в компании коренных американцев. Борис посматривал в газету и громко излагал свои взгляды на недавнюю победу республиканцев в региональных выборах.
Второй стол делили между собой китайцы, что-то оживленно обсуждающие между собой на непривычно чирикающем языке, и мексиканцы, грассирующая речь которых вызывала в памяти испанских грандов, Дон Кихота и конквистадоров.
Третий стол был занят бывшими докторами наук и секретными специалистами по ракетной технике. Они тихо разговаривали по-русски. Сбежавший из Парижа профессор в рубашке с пятном на животе был слегка небрит и громко засасывал вермишель, политую томатным соусом. Соус разбрызгивался, и брюшко бывшего профессора было покрыто мелкими кровавыми пятнышками. Я прислушался. Пусиковские пролетарии с наслаждением вспоминали свои прошлые мытарства с починкой автомобилей в Москве.
- Я приезжаю на автосервис в Каховке, который Жигули обслуживал, - воодушевленно, с горящими глазами, рассказывал чернявый заведующий лабораторией, - а слесарь мне говорит: гони сто рублей. А сто рублей тогда целым состоянием были. А я его и спрашиваю: за что целый стольник?
Компания завороженно слушала. Я огляделся. Места были только за "русским" столом.
- Привет! - сказал я и подсел к компании. Чернявый завлаб вдруг замолчал, наступила тишина, и стол уставился на меня.
- Добро пожаловать, - седой бледный мужчина в очках с втянутыми плечами произнес это с некоторым удивлением, и наступила тишина, нарушаемая только громкими неприличными звуками втягиваемой вермишели, производимыми ракетным профессором. Я почувствовал, что нарушил какие-то правила внутреннего этикета, и принялся жевать свой бутерброд, с трудом проталкивая его внутрь из-за возникшего чувства неловкости.
Наступил вечер. Компания Пусика жужжала, как разворошенный палкой улей. То и дело по громкоговорителю раздавался сердитый голос Леонида, требующий к себе все новых и новых сотрудников. После каждого такого объявления он с грохотом бросал трубку. Мимо меня носились сотрудники с озабоченными лицами, иногда целеустремленно пробегали Борис с пачкой дисков и Леонид с разложенными схемами, которые он читал на бегу.
- Кстати, - Леонид неожиданно остановился и со строгим выражением лица посмотрел на меня, - Ефим тебя уже посылал к врачу?
- Да, он говорил вчера что-то... - я смутился.
- Вот тебе талончик, - он достал из нагрудного кармана маленькую карточку. - Я уже ему позвонил и все уладил. Доктор Пиндераст, он тебя примет во вторник в восемь пятнадцать утра. И не вздумай откручиваться, Ефим к этому относится очень серьезно. - Леонид приобрел совершенно грозный вид. - Да, имей в виду, прием будет стоить около трехсот пятидесяти долларов, а доктор Пиндераст берет только наличными, так что заранее сними деньги со счета.
- Простите, Леонид, - испуганно спросил я, - а зачем мне собственно идти к врачу? Я вроде бы здоров и недавно проходил осмотр...
- Дело в том, - в глазах у Леонида появилось какое-то неуловимое скользкое выражение, и он отвел взгляд в сторону, - что Ефим очень доверяет именно этому врачу. Да и потом у нас в компании сложилась такая традиция, все через него проходят... Так что не вздумай увиливать в сторону, у нас был один такой инцидент несколько лет назад, и я не завидую сейчас этому человеку...
Я с испугом начал прислушиваться к своим внутренним ощущениям. Прохладный огонек в груди все так же мерно горел, но в животе периодически поднималось странное покалывание, перемещающееся из области желудка вверх и немного вбок. Раньше я этого покалывания не замечал и постепенно начал убеждаться в мысли, что нахожусь на грани серьезного заболевания и визит к доктору мне просто необходим. Тут пробежал мимо с многозначительным выражением лица Андрей и бросил на ходу:
- Первый выговор! Зачем ты к русским за обедом подсел? Борис был возмущен. Имей в виду, каждая такая мелочь учитывается, и у начальства зубик вырастет еще на миллиметр. Миллиметр, еще, глядишь - зубик и вырос! Смотри, Ефиму пожалуются. Да, имей в виду, бездельник, завтра все будем работать. Леонид распорядился. Кстати, в восемь вечера ты всех ведешь в ресторан, надеюсь, не забыл?
Покалывание в боку неожиданно исчезло. Я встал и с тяжелым вздохом пошел в туалет. Спасения не было и там. У белоснежного писсуара, широко расставив, ноги стоял Ефим и энергично мочился. Рядом с ним в почтительном полупоклоне с развернутым чертежом склонился седовласый джентельмен, которого я видел во время своего первого визита к Пусику.
- Да, да Ефим! - говорил он, как мне показалось, заглядывая в писсуар.
- Ты понял, о чем я говорю? - спрашивал Ефим, продолжая справлять потребности.
- Хорошо, я просверлю две дырки и все проверю.
- Листен, Листен, Листен! - Ефим начал орать и всплеснул руками, на секунду отвлекшись от писсуара. По-видимому, этот жест создал для него некоторые неудобства, так как он судорожно вернулся к исходной позе. - Вначале проверь, а потом просверли! Ты понял? Мы уже целый год с этими дырками возимся. Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Да, конечно Ефим, все понял, - по-военному ответил господин.
- Вот и хорошо, что понял. Иди и не показывайся мне на глаза. - Ефим застегнул ширинку и подошел к умывальнику. Господин следовал за ним примерно на полтора шага позади, дождался, пока Ефим ополоснет руки, и почтительно вышел из туалета.
Я остался один и посмотрел в зеркало. Оттуда на меня глядел всклокоченный небритый тип с безумными глазами. Мне вдруг показалось, что стены поплыли в стороны и я схожу с ума.
Главы [1-2] [3-6] [7-12] [13-17] [18-21] [22-24] [25-28] [Назад]